ФОТО: Юлиус Майнл V / Михаил Чернов.
Опубликовано: Глобальный еврейский on-line центр. 29.01.2016.
Беседовал Михаил Чернов
Юлиус Майнл V – представитель старейшей австрийско-еврейской бизнес-фамилии. Его предок по отцовской линии в 1862 году основал компанию Julius Meinl, которая специализировалась на импорте, переработке и торговле кофе, а впоследствии стала одной из крупнейших торговых сетей на территории Австро-Венгрии и всей Восточной Европы. После прихода к власти в Австрии нацистов фамильный бизнес был конфискован, часть семьи погибла в Холокосте, другая часть – смогла спастись в Великобритании. После Второй мировой войны Майнлы вернулись в Австрию, добились возвращения части своих активов и продолжили строить семейный бизнес. Сейчас Julius Meinl – крупный международный финансовый холдинг с активами в Центральной и Восточной Европе, России и других странах постсоветского пространства. В эксклюзивном интервью Jewish.ru, которое также стало его первым интервью русскоязычному СМИ, австрийский банкир и промышленник Юлиус Майнл V рассказал, как Вторая мировая война и Катастрофа европейского еврейства прошлись по его семье, как его дед помогал выявлять нацистских преступников и их пособников и почему англичане и другие союзники предпочли игнорировать ужасы Холокоста.
Для австрийских евреев настоящие проблемы начались с аншлюсом – присоединением Австрии к нацистской Германии. Ваша семья обладала крупным бизнесом и серьезными позициями в австрийском обществе. Как быстро у семьи начались проблемы под властью нацистов?
– Сразу. Мой дед по материнской линии был владельцем в третьем поколении крупнейшего и самого изысканного магазина Австро-Венгерской империи – универмага Gerngross в Вене. Это что-то вроде Harrods в Лондоне. И первое нападение нацистов пришлось именно на наш венский магазин – они бросили в окно гранату со слезоточивым газом. Дед думал, что все пройдет. «Хоть и стало сложно, но мы не раз переживали трудные времена. Не стоит вешать нос – мы гордые и сильные», – так он считал. Насколько же он ошибался! Из семерых братьев и сестер в маминой семье четверо погибли в Холокосте: в Малом Тростенце под Минском, в Польше, в Треблинке, одна из сестер, поняв всю безнадежность ситуации, просто покончила с собой в ходе депортации. Дед с бабушкой смогли уехать в Уругвай. И конечно, у них все отобрали.
Семья по отцовской линии пострадала столь же сильно? Ваш дед Юлиус Майнл III ведь был австрийцем…
– Со стороны отца – немного другая история. Когда случился аншлюс, мои бабушка и дедушка были в Париже, но их дети оставались в Вене, так что пришлось возвращаться. Их на сутки задержали на границе – раздевали, обыскивали, но пропустили. Им быстро стало понятно, что Австрия – это не то место, где следует оставаться: появилось множество ограничений.
Интересы моей бабушки представлял известный адвокат. Так вот, через месяц-полтора после возвращения она получила письмо, в котором говорилось: «Несмотря на то, что мы друзья вашей семьи, мы более не можем вас представлять, потому что нам запрещено представлять евреев». И так во всем: например, врачам не разрешали их лечить. И они быстро решили уехать. Сначала – в Югославию, а уже оттуда – в Великобританию.
Что случилось с вашим семейным бизнесом после аншлюса и эмиграции?
– Универмаг Gerngross, принадлежавший семье матери, был, как это называли нацисты, «ариизирован». В нашем случае – передан немцу, который взял на себя управление и эксплуатировал объект. Julius Meinl – компания розничной торговли продуктами питания, принадлежавшая отцовской семье, до войны была крупнейшей в своей сфере на территории континентальной Европы: 1000 магазинов и 65 заводов во всех странах, образовавшихся на обломках Австро-Венгрии. После аншлюса компания была передана в пользу траста национал-социалистического молодежного движения. Был сформирован совет директоров из членов НСДАП. Нам, можно сказать, повезло, потому что, если бы компания перешла в собственность Германии, то после войны ее бы национализировало австрийское правительство. Малые бизнесы были напрямую «ариизированы», большие же обычно передавались под контроль банков и продавались.
Очень любопытно и в то же время страшно читать газеты того времени с объявлениями об экспроприации. Язык, которым они написаны, идентичен тому, который используется в официальных бумагах в Австрии в наши дни. Только вместо подписи «Хайль Гитлер» стоит подпись какого-нибудь современного министра. Некоторые законы с того времени поменялись, но правовая система осталась. Получается, важна лишь интерпретация законов: тогда они интерпретировались в соответствии с программой нацисткой партии – только и всего. Это говорит о том, насколько мир хрупок и не застрахован от подобных вещей – если к власти приходят «не те» люди и политические силы.
Почему после окончания войны Майнлы решили вернуться в Австрию, а не остались в Великобритании, где к тому времени уже получили гражданство?
– Не забывайте, что семьи моего деда и бабушки владели очень серьезными компаниями. И отец, Юлиус Майнл IV, чувствовал долг продолжить дело, которое основал прадед.
Когда об ужасах Холокоста стало известно правительствам союзников, они решили в значительной степени их игнорировать. Я имею в виду то, что они не стали бомбить железнодорожные станции и иную инфраструктуру, посредством которой сотни тысяч евреев доставлялись в лагеря смерти. Возможно, не хватало ресурсов, да и не было окончательной ясности по поводу того, что именно там происходило. С другой стороны, в конце войны был эпизод с одним знаменитым фотографом – она вошла с британскими войсками в концлагерь Берген Бельзен и фотографировала то, что увидела. Эта женщина дружила с моими родителями, которые тогда еще жили в Англии. И она, вернувшись с континента, положила эти фотографии на их обеденный стол в Лондоне. Мои дед и бабушка не могли поверить в то, что они увидели. И в то, что британское правительство приняло тогда решение не информировать широкую публику об ужасах нацизма. Это было в самом конце войны, и британцы подстраховались на случай, если безусловная капитуляция Германии будет невозможна. Они хотели оставить возможность для переговоров о мире. Потому что в случае обнародования информации об ужасах Холокоста такие переговоры не получили бы общественной поддержки.
И как Австрия приняла бабушку и дедушку? Удалось вернуть отобранные активы?
– Да. Процесс возврата занял несколько лет и продолжался до 1949–1950-го годов. И все же мы потеряли две трети бизнеса Julius Meinl – все, что было в Венгрии, Польше, Румынии, Югославии, Чехословакии, ставших социалистическими. Так что это был «косвенный эффект» от политики Гитлера. Удалось, кстати, вернуть и универмаг Gerngross. Но он был довольно быстро продан большой швейцарской компании.
Это то, что касается материальной стороны, но есть и другой аспект. Они вернулись в страну, в которой люди были очень глубоко вовлечены в преследование евреев – многие годы, а то и десятилетия. На территории Австрии в Холокост были вовлечены в основном австрийцы, а не немцы. Так что было непросто вернуться, когда виновные в произошедшем – как участники, так и сторонние наблюдатели – всё еще были вокруг. Было сложно, ты не знал, кто тебе друг, а кто враг.
«Они уехали в Лондон или в Монтевидео и не испытали на себе ужасов войны. Ах эти евреи, опять они сделали все хорошо для себя». Но, если бы семьи отца или мамы остались – они были бы вырезаны. Это полное извращение логики, но такое отношение было. Причем со стороны людей, которые поддерживали нацистскую идеологию, а после войны сказали, что Австрия сама жертва оккупации, что австрийцы – первые жертвы нацизма, и во всем, что произошло с евреями, виноваты немцы.
После войны ваш дед Юлиус Майнл III участвовал в работе комиссии союзников и помогал им выявлять сочувствовавших нацистам в австрийском бизнес-сообществе…
– Да, верно. Несколько лет назад мы получили доступ к документации министерства по делам колоний Великобритании и обнаружили, что он назвал определенных лиц, которые симпатизировали нацистам до войны и во время войны. Они участвовали в преследовании евреев, и надо было удалить их из общественной и экономической жизни. И он это сделал.
Вы всю жизнь занимались бизнесом и никогда не были публичным человеком, но в 2014 году вышли в публичную еврейскую плоскость. Почему вы приняли такое решение?
– С определенного возраста начинаешь задумываться, что ты сделал для общества. Я наблюдаю подъем антисемитизма в Европе. Со времен Второй мировой войны евреи еще никогда не испытывали таких трудностей на европейском континенте. Антисемитизм принимает различные формы – от обычных предубеждений до критики Израиля и разгула конспирологических теорий, что евреи правят миром. И я решил, что момент действовать настал, ни у кого не получится вновь выдавить нас на обочину. Удается достичь и определенных успехов. После стрельбы в Бельгии в Еврейском музее мы, как представители Всемирного еврейского конгресса, организовали встречу с членами правительства – премьер-министром, главой МВД, министрами юстиции и иностранных дел. Мы заявили о необходимости физической защиты еврейских объектов, причем за счет государства. Решение было принято прямо на встрече и реализовано за неделю. В случае промедления ситуация бы значительно ухудшилась.
В современной Франции еврейские объекты похожи на охраняемые крепости. Вы считаете, что таково будущее евреев в Европе: жить в гетто, где от атак исламских экстремистов и крайне правых их будут защищать тяжеловооруженные полицейские и военнослужащие?
– Верные замечания. Там везде тяжеловооруженная охрана. Но я пока все-таки не готов сдавать позиции. Я думаю, мы должны бороться, сохранить наше присутствие в континентальной Европе. Мы веками жили на европейском пространстве, много получили от Европы, получили возможности, но и многое дали континенту. Мы ищем поддержки от европейских правительств. Германский канцлер заявляет, что антисемитизм и расизм заслуживают нулевой терпимости. Хотя, вы правы, многие сейчас задаются вопросом, есть ли будущее для евреев в Европе.
Может, просто настало время обустраивать новые центры, развивать общины, например, в России и других постсоветских республиках?
– Это неплохая идея. Я бы даже сказал инновационная. Российское правительство могло бы вполне выйти на международный рынок с таким предложением. Евреи являются частью различных политических и бизнес-сообществ, и мы должны сделать, что можем, чтобы вновь связать Европу с Россией.
